М.Жвaнeцкий

 

  Интервью с М.Жванецким 

  Oт вeликoгo дo cмeшнoгo - вceгo лишь 8 днeй.  

   

Двa coбытия прoшeдшeгo мecяцa cтaли нaибoлee зaмeтными в Рoccии: 70-лeтиe пиcaтeля M.M.Жвaнeцкoгo и выбoры прeзидeнтa B.B.Путинa. Meжду этими coбытиями вceгo 8 днeй, a кaжeтcя – дecятилeтия. Пoтoму чтo фaрc c выбoрaми кaк бы вeрнул oбщecтвo в блaгocтнo-зacтoйный пeриoд брeжнeвcкoгo цaрcтвoвaния. A Жвaнeцкий кaк coрoк лeт нaзaд, кoгдa нaчинaл, был aктуaлeн, тaким жe, нeoжидaнным, ocтрым и умным и oчeнь нужным ocтaeтcя и ceгoдня.

Рeдaкция журнaлa “Флoридa” пит блaгoдaрнocть клубу “Пять шecтыx”, члeнoм кoeгo oнa являeтcя, и гaзeтe “Руccкaя Гeрмaния” зa пoдгoтoвку мaтeриaлa. Интeрвью c пиcaтeлeм публикуeм c coкрaщeниями.

– Михаил Михайлович, вaши coльныe выcтуплeния в Москве прошли при полном аншлаге – в зале пустого места не было. Раз вы такой, как сейчас принято говорить, "кассовый артист", отчего же вы так мало гастролируете? В Германии, Америке бываете редко, а в российскoй глубинкe и подавно?
– Да, понятие "кассовый артист" мне очень импонирует… Это в наши дни как статус. Дадут тебе народного артиста, пригласят в Кремль или на ужин крупных чиновников и банкиров – это все не то. Этим сыт не будешь. А раз ты кассовый артист, значит, тебя ждет светлое будущее. Кстати, не знаю, откуда вы услышали это понятие, но вы попали прямо в точку. Это одно из тех словосочетаний, которые сейчас пользуются большим спросом у организаторов концертов. Bспомню сейчас еще одно модное словечко, "раскрученных звезд". Впрочем, сразу оговорюсь: хоть я и попадаю под все эти формулировки, ни артистом, ни звездой себя не считаю.

– А кем же считаете?
– Писателем, конечно! Уж не знаю, насколько известным и уважаемым, но раз на мои концерты, точнее - публичные чтения монологов, приходит зритель, это о чем-то говорит…

– Вы не ответили на вопрос, с которого я начал. Почему так мало гастролируете? Неужели думаете, что только московский зритель способен оценить вас по достоинству?
– На самом деле это только видимость того, что я не гастролирую. Я с большим удовольствием принимаю приглашения от моих друзей поучаствовать в их творческих вечерах, довольно много езжу как по стране, так и по миру. И если число моих публичных выступлений в несколько раз ниже, чем у раскрученной первым телеканалом группы "Фабрика", это еще не говорит о моей несостоятельности. У каждого свой зритель, слушатель и читатель. И вообще я больше люблю того своего почитателя, который покупает мои книги, а не слушает мои речи.

– Говорят, что у вас шутки совершенно неполитизированные стали. У вас – человека прославившегося жесткой политической сатирой!
– Я пишу и читаю со сцены разное, знаете ли. Разное, но то, что присуще мне. Так что я считаю, что я не меняюсь абсолютно.

– Хорошо, спрошу по-другому. Над чем смеются сейчас люди? Вы ставите перед собой задачу написать смешно, или как-то иначе формулируете?
– Не ставлю задачу писать смешно, и раньше не ставил. Просто раньше во мне это веселье било через край, и получалось. И сейчас есть некоторые вещи, – ну, такие, как выборы, – которые сразу вызывают во мне веселье. Вот это начинает бить фонтаном и ведет моей рукой, и ложится на бумагу. Вот и говоришь разные вещи. Bот сегодняшняя трагедия – выборы, – пишу я... – это большая трагедия (это я еще писал там на выборы на Украине), за два дня я насмотрелся, профессора-академики… но рожи…, – пишу я, – это что-то страшное... Почему они хотят в парламент? Есть же рестораны, кафе, ночные клубы, – иди туда... Вот такие вещи.

– Прямо напрашивается риторический вопрос: а что, раньше было лучше?
– А это смотря с чем сравнивать! Вы знаете, в своем портфеле я обычно ношу маленькую фляжечку… Коньяк. Иногда, когда нечего говорить, я хлебну… и вдруг что-то появляется. А может, и ничего не появляется. Тут главное не переборщить, потому что плывет звук. Именно звук. Коньяк – "Хеннеси". Не доверяю я молдавским. Я очень любил "Аист", и армянский… сейчас все это, к сожалению, такого керосинового оттенка. Вот коньяк раньше был действительно лучше – это если мы будем узко смотреть на вещи. Но не будем же мы расширять эту проблему?

– Газеты писали, что вас приглашали в политическую партию "Единая Россия". Это слухи?
– Почему же? Приглашали. Я ни в какую партию не пошел, сохраняю независимость, и мне кажется, было бы зрителям (тем, кто хорошо ко мне относится) неприятно увидеть меня в каком-то клипе, ролике, где я бы там на фоне восходящего солнца, либо водопада, допустим, призывал вступить в нашу партию совершенно серьезно.

– А вы не боитесь сейчас шутить про Путина?
– Еще спросите, "любите ли вы Путина так, как люблю его я?".

–   Спрашиваю!
– Сейчас вопрос о любви к Путину звучит все строже и строже, причем спрашивают уже не только сверху, но и сбоку спрашивают, скоро снизу будут спрашивать, как тогда, до войны – уже начинали снизу спрашивать, и самые строгие вопросы были снизу. Потому что сверху-то что… Вот низ обычно шел бодрым шагом в контору с доносами… И именно он писал, я думаю, о том, что вот этот человек недостаточно любит... Но отвечу на первый вопрос: нет, не боюсь шутить по поводу Путина, и в адрес Путина. Что бояться? Во-первых, я там уже был. А во-вторых, действительно это все не страшно, – мне лично не страшно. Я вылез из подполья, и могу влезть обратно туда.

–   А вы письма в защиту Ходорковского не писали?
– Нет. Но если брать мою гражданскую позицию, с его заключением под стражу я крайне не согласен. Но как-то мне сейчас не очень хочется дискутировать на эту тему, если честно.

–  А есть ли что-нибудь, что вас очень сильно раздражает?
– Грубость, хамство в ответ на вежливое замечание. Наверное, сильнее раздражителя нет. Меня раздражает ложь, но она всегда связана с хамством. Хамство это ложь всегда, это не может быть правдой никогда. Если вам хамят – это правдой не бывает.

–  Вы всегда пишете в жанре, который нам известен, или что-то такое пишете, о чем мы не знаем?
– Уже ко мне многие приставали, чтобы я написал что-либо серьезное.

– Роман?
– Да. Я уже написал: “Cмеркалось…". Написал, и ждал слов… Потом я написал "Море было бурным"… Потом: "Bечерело…"… Даже однажды написал, как дождливая осень сменилась морозной зимой. И тоже это мне не помогло – не появились ни слова, ни действия, ни черта. Я понял: а) Окуджава правильно сказал – каждый пишет, как он дышит; б) Я пишу и так серьезно; в) Это мой размер; г) Я люблю аплодисменты, которые звучат чаще, если пишешь коротко, – и раз в два года, когда пишешь длинно. Я бы не выдержал этого.

– Что такое для вас кураж, когда он появляется, или что его подавляет?
– Его ничего не подавляет, его только что-то останавливает. А останавливает его только моя нервная система. Появляется он за письменным столом, либо во время концерта. Раньше он появлялся, конечно, при встрече с совершенно очаровательной девушкой, ради которой я распускал свой совершенно великолепный, красивый павлиний хвост. Удивительно был красивый хвост… остроумия, всего этого… Сейчас от этого хвоста, конечно, остались какие-то перья… Кстати, я бы кураж обозвал другим словом – "драйв". Это выражается в том, что ты пишешь быстрее, чем переписываешь. Ты пишешь мгновенно, а переписываешь потом день. А исполняешь это, чтобы найти стиль и образ того, что ты написал при исполнении, – год. А пишешь – 10 минут. Вот это – драйв, кураж. И ни одного слова не исправляешь.

– А свою жену вы покорили как раз своим павлиньим хвостом, распушили?
– Не знаю. Наверное, у моей жены просто хороший вкус.

– Кстати, а кто ваша жена?
– Самая прекрасная и, главное, умная женщина на планете.

– Не сомневаюсь, но вы ее как-то прячете от публики…
–Так уж получается. Она оканчивала Одесский гидрометеорологический институт и теперь специалист по всем этим облакам, тучам, дождливой погоде и яркому солнцу.

– А дети у вас есть?
– Да, одна жена и один ребенок.

– А давно ли вы женаты?
– О-о-о... В этот раз нет. Восемь лет. Я, в общем, всего два раза был женат. Один раз это было очень давно, когда я еще работал с Райкиным. Но тогда не получилось – жена Аллочка не захотела терпеть мои разъезды. А в этот раз, кажется, получилось. Мне сейчас очень хорошо. Я даже, грубо говоря, счастлив, если вас это интересует.

– А почему вы решили так поздно жениться?
– Наверное, созрел.

– Кем работает супруга?
– Работает мамой. Занимается воспитанием сына Мити.

–  А что такое любовь? Наверняка у такого великого писателя, как вы, есть своя формулировка этого слова?
– Любовь – это большое несчастье. В этот момент писать невозможно, это потерянное для многого время, ты перестаешь быть человеком. Любовь возникает на сопротивлении, вопреки, когда тебя не любят, тогда в тебе все это развивается. По моим воспоминаниям, это тяжелый случай.

–   Когда вы в последний раз говорили жене "я люблю тебя"?
– Сегодня. А вы пробовали в семейных отношениях обойтись без этой фразы – "я люблю тебя"? Невозможно обойтись. Это надо говорить, повторять постоянно, каждый день.

– Зачем так часто?
– Без этого просто невозможно. Я имел отношения с женщинами, как вы догадываетесь. Если им этого не говорить долго, они дичают и начинают потихоньку отлынивать, вначале от обязанностей, потом от тебя самого, потом от дома. Нет-нет, этим словом можно удерживать человека и в семье, и на родине.

– Откуда берет истоки ваша весьма редкая фамилия?
– Есть такая река Жванец в Кировоградской области. Может, из той речки я выскочил…

Беседовал Денис Лобков.

 

Copyright © 2003 Florida-Rus, Inc. Web Design of Andrey Melkumov @ LinaDesign Studio